Шизофрения: диагноз или приговор?

Эти негативные признаки расшифровывались, в конечном счете, как отсутствие нормальных психических функций (отсюда галлюцинации, то есть отсутствие правильного восприятия мира, депрессии — отсутствие нормального настроения, бред — отсутствие правильной интерпретации внешнего мира и т.п.).

Формула чужой души

Шизофрению как понятие описал Э. Блейлер. Диагноз «шизофрения» ставился самим автором в 35 % случаев заболеваний. Это происходило еще в тот период, когда не было лекарств. Съезжаясь на международные конгрессы, специалисты долго обсуждали каждый случай подобного заболевания, прежде чем поставить окончательный диагноз.

Сегодня таким «приговором», не задумываясь, нас может припечатать любой сторож больницы или санитар. И их не за что осуждать. Ведь шизофрения не просто болезнь — «ярлык», под которым скрывается множество заболеваний. А когда такой диагноз ставится врачом, то это равносильно пожизненному клейму.

Особенно большое распространение такая «быстрая диагностика» получила в нашей стране при тоталитарном режиме. С диагнозом «шизофрения» человек полностью вычеркивался из жизни и переставал быть хоть сколько-нибудь значимой личностью. Лекарства делали его послушным и незаметным.

Но умышленно или ошибочно поставленные диагнозы не снимают вопроса о самом заболевании. Оно, несомненно, существует, и есть очень большое количество людей, нуждающихся в квалифицированной помощи врачей. Как определить, насколько болен пациент, какие методы могут ему помочь? Самое опасное для больного — попасть в жернова психиатрической «машины», стать винтиком на конве�

Сегодня таким «приговором», не задумываясь, нас может припечатать любой сторож больницы или санитар. И их не за что осуждать. Ведь шизофрения не просто болезнь — «ярлык», под которым скрывается множество заболеваний. А когда такой диагноз ставится врачом, то это равносильно пожизненному клейму.

Особенно большое распространение такая «быстрая диагностика» получила в нашей стране при тоталитарном режиме. С диагнозом «шизофрения» человек полностью вычеркивался из жизни и переставал быть хоть сколько-нибудь значимой личностью. Лекарства делали его послушным и незаметным.

Но умышленно или ошибочно поставленные диагнозы не снимают вопроса о самом заболевании. Оно, несомненно, существует, и есть очень большое количество людей, нуждающихся в квалифицированной помощи врачей. Как определить, насколько болен пациент, какие методы могут ему помочь? Самое опасное для больного — попасть в жернова психиатрической «машины», стать винтиком на конвейере, где есть диагноз, но уже нет конкретного человека.

Обычному врачу в клинике отведено только 3 часа, чтобы постичь «формулу чужой души» и решить дальнейшую судьбу человека, — это даже не мало, а ничтожно мало. Быстро поставленный диагноз, назначенные сильные лекарства, стационар — эта цепочка усугубляет болезнь и делает человека инвалидом.

Врач — целитель или диагност?

Нужно искать своего врача, того, кто вызовет доверие, уделит необходимое время, подумает, прежде чем назначить сильнодействующие лекарства. Врачу-психиатру должно быть дано право переформулировать диагноз «эндогенное заболевание», по тем или иным причинам ошибочно поставленный коллегой.

Имея возможность дольше общаться с пациентом, проводя с ним длительные беседы, выясняя глубинную причину заболевания и разобравшись в самой сути, врач должен найти пути исцеления больной души, а не просто подтвердить ранее поставленный диагноз. В сегодняшней практике это невозможно, и диагноз «шизофрения» не снимается, а существует устойчивый миф о необратимости психозов.

Все психопатологические проблемы сводятся к непреодолимому одиночеству, уходу больного в себя. Бред, галлюцинации — это уже производные, симптомы второго ряда. При отсутствии внешних раздражителей даже у относительно здоровых людей легко возникают видения, слышатся чужие голоса. Например, с подобными явлениями сталкивались космонавты на испытаниях, когда их держали в подвешенном состоянии в абсолютной тишине и темноте.

При шизофрении и шизофреноподобных состояниях человек стремится к болезненному отгораживанию от действительности. Это состояние называется «аутизм». Аутизм — крайняя форма психологического отчуждения, выражающаяся в уходе индивида от контактов с окружающей действительностью и погружении в мир собственных переживаний. Дверь в большой мир тщательно «замуровывается» изнутри, и больной как бы «окукливается». Причем нарушается не только диалог с внешним миром, но и диалог с самим собой.

Легенды и мифы психиатрии

К сожалению, у самих врачей к этой проблеме уже более 20 лет наблюдается два противоположных отношения: или глубокий скепсис и уныние, или необоснованные оптимизм и ожидание, что вот-вот будут открыты физико-химические механизмы психозов, а может быть, сразу найдутся и средства от этих болезней.

Подобные мысли быстро тиражируются. Чего стоило, допустим, десятилетней давности сообщение медицинской редакции Би-Би-Си о том, что можно поздравить английских врачей с открытием лекарства от шизофрении? Или мелькнувшее в широкой прессе интервью профессоров Г. В. Морозова и В. М. Морковкина, где прозвучало утверждение, что так называемый метод гемосорбции позволяет вылечить больных шизофренией? Это касается «лечения» в барокамере и еще множества «сенсаций».

Так, значит, шизофрения не лечится? Таблетки каждый день в течение всей жизни? Забыть о нормальной семье, детях, работе? Нет, к счастью, надежда есть всегда. Но врач, взявшийся врачевать чужую душу, должен относиться к пациенту как к личности. Многие психиатры принимают желаемое за действительное, питаясь иллюзией прошлого столетия, что душу можно «препарировать» и исследовать наподобие лабораторных животных.

А между тем, не психиатр, а теоретик литературы, философ М. М. Бахтин справедливо замечал: «Чужие сознания нельзя созерцать, анализировать, определять как объекты, как вещи — с ними можно только диалогически общаться».

Выслушав жалобы, собрав историю болезни, описав текущее состояние пациента с учетом данных параклинических обследований и консультаций, врач-психиатр в отличие от своих коллег должен еще понять, что именно он будет лечить. А лечить ему придется душу, поэтому нужно вырваться из книжной части своей науки и войти в контакт с живым человеком. И видеть в нем, по словам Э. Блейлера, «…ушедшего в свои грезы и мечты душевнобольного, а не жестокого, экспрессивного, опасного для общества безумца».

Не думайте, что в Париже лучше

Первые «странности» появляются чаще всего в 15–16 лет и окончательно оформляются в болезнь к 25–30 годам.

Что же вызывает эндогенное заболевание? На первом месте, несомненно, стоят родовые повреждения. Далее нужно сказать об экологических проблемах (сюда включаются химические и различные другие выбросы, постоянно мутирующие вирусы и бактерии). И на третье место можно поставить больницы, делающие пациентов инвалидами. Что касается громадной машины психиатрических стационаров, то не надо думать, что это свойственно только нашей стране. То же калечащее действие эта система оказывает и в Париже, и в Сеуле, и в Кракове — она везде одна и та же.

Понятие эндогенного процесса породило недостаточно оправданную систему госпитализации, амбулаторного лечения, так называемого учета больных, их трудоустройства. Укоренившееся понятие о неостановимости всех психических заболеваний порождает мифы о некоем тайном, мрачном, эндогенном процессе, который продолжает развиваться, как бы на него ни воздействовали. В стенах психиатрического отделения этот диагноз звучит больше как приговор, нежели понимание того, что должно помочь излечению человека.

В статистических картах, которые непременно заполняются на каждого прошедшего курс лечения пациента, при любой степени терапевтического успеха категорически запрещается писать «выздоровление», разрешено только слово «улучшение», а в выписке, где негуманно выставлять точный диагноз, пишется «хроническое душевное заболевание».

Взгляни в себя, как в зеркало

Происходит «потеря лица», и эта потеря приводит человека к выпадению из процесса естественного общения, к замкнутой жизни внутри искаженной картины времени и пространства. Начинаются видения, бред преследования, пугающие голоса. Все эти «странности» приводят к тому, что окружающие человека, его близкие решают, что ему необходима помощь, но что реально может ему помочь?

Попав в стационар, пациент все больше отчуждается, врач лечит «по схеме», уделяя ему в среднем в течение 20 лет около полутора часов, и не потому, что врачи такие уж плохие, — это общепринятая методика лечения шизофрении. Ведь процесс «заведомо неизлечим»!

При методике арттерапии и маскотерапии Г. М. Назлояна с таким же пациентом врач проводит до 20 часов в день, он лепит его портрет и одновременно общается. Гагик Микаэлович так говорит об этом: «Мне кажется, что ограничения лечебного времени портретным создает гарантию того, что во время лепки (лечения) я буду вынужден любить его больше себя». Врач, занимающийся скульптурным портретом больного, не обращает внимания на такие «мелочи», как бред, галлюцинации, навязчивые состояния больного.

Со временем пациент учится терпеть пренебрежительное отношение к его неординарным мыслям и чувствам. Уже с первых сеансов наблюдаются проблески высвобождения из тягостного мира болезни. В результате человек свыкается с мыслью о том, что он такой же, как все, — вполне здоровый человек с обязанностями нормального члена общества.

Единственный путь лечения и преодоления этих недугов, объединенных под понятием «шизофрения», — это путь индивидуализации, путь глубоких, тесных, теплых отношений врача и пациента. Врач должен отвести столько времени этому больному, сколько необходимо для выздоровления.

В Институте маскотерапии доктора Назлояна не лечат бред, галлюцинации, считая их только следствием, а лечат само одиночество. Путем долгого глубокого диалога с больным врач выводит его из патологического состояния. Если удается пробить брешь в этой скорлупе, то все остальное проходит само собой. Человек вновь воссоединяется с внешним миром, исчезают голоса, галлюцинации, агрессия и другие странности. Болезнь отступает.

«Смирительная рубашка» галоперидола

При соматических болезнях лекарства должны обезболивать и устранять дискомфорт при терапевтическом и хирургическом вмешательствах. В клинической психиатрии последних десятилетий лекарственные препараты становятся центральным, зачастую единственным методом лечебного воздействия. Почему, в то время как подавляющее большинство больных не чувствуют никакого облегчения от препаратов, а опекуны разочарованы результатом лечения, врачи без тени сомнения продолжают назначать сильнодействующие препараты?

Считается, что главная задача лекарственной терапии — «прервать эндогенный процесс», но это один из самых распространенных и едва ли не столь же нелепых в современной психиатрии мифов.

Одна из первейших функций лекарственной терапии психических заболеваний сводится к преодолению отдельных симптомов и ликвидации переживаний больного. Практически врач старается в первую очередь «ликвидировать» бред, галлюцинации, психомоторное возбуждение, минуя носителя этих переживаний — самого душевнобольного. Но ни одно, даже самое сильное лекарство не влияет на  структуру личностных расстройств, не затрагивает ядра больной души.

Можно с уверенностью утверждать, что подобный упадок психиатрической мысли возник именно в эпоху психофармакотерапии — химического воздействия на следствие, на сигнал болезни, а не на ее причину. Здесь выявляется еще одна недвусмысленная функция нейролептиков. Они служат врачу-психиатру средством устранения нежелательных для пациента и его окружения симптомов.

Более того, нейролептики способны вызвать грубые расстройства мышления, снижение критики, памяти, ассоциативных процессов. Назначение этой группы лекарств способно формировать шизофреноподобные болезни и переводить легкие формы в более тяжелые. Это особенно опасно, когда диагноз «шизофрения» ставится врачом без длительного общения с пациентом, во врачебной «текучке». Типичный клиницист отстранен от больного ради некой научной «объективности» и стремится еще более отстраниться в надежде опереться на конкретную систему знаний о законах психики или механизме действия препаратов.

Близкие чаще всего отдаляются от пациента, и он лишается столь необходимых любви и заботы, которые являются важной частью лечения. Опекуны, как правило, начинают углубляться в проблему, читают специальную литературу и приходят либо к еще более категоричным формулировкам по поводу болезни, либо полностью разуверяются в возможности вылечить это заболевание.

Для бесед с родственниками и представителями правоохранительных органов у врачей существуют наработанные штампы. В результате больной на протяжении многих лет остается как бы в вакууме. С ним уже не говорят о простых вещах, от него напряженно ждут только внезапных проявлений болезни.

По материалам статьи Елены Пиликиной «Шизофрения: диагноз или приговор?».